|
Лишь изредка, вдруг что-то не то заподозреваюшим прозрением, осознаю
ясно, что мы в разлуке. Той прозаической, скотской, которая растаскивает
порознь тела и...
И тогда, сопротивляясь... Возникает звук камертона. И в нем:
...И смешно, и поднимается мир грандиозным видением своим. И струится
покой, умиротворенный мириадами катаклизмов. и отворяются им сгустки материи.
И... И как будто и нет этого багряного лета, а его деревья и не хранят,
как будто, в зелени осеннее золото и медь. И не вспыхивают эти тяжелые
связки гроздьев, громоздко, в согласных, так названные нами одним словом
- жизнь.
Как огорчается мир, сотворивший нас, с той минуты как мы расстались. разрываются
все сиюминутные связи. Стремлюсь к тебе, истекая единым звуком юной лебединой
песни. Рано изранен.
А твой ответ так нем...
*****************************************************************************
Если бы мы не были разлучены, я бы, наверное, и не узнал бы, что так люблю
тебя.
*****************************************************************************
В моей любви родилась ненависть к тебе. Ненависть к твоему молчанию. Но
она спокойно уживается с любовью.
Любят ли они друг друга, ненавидят ли, ни одна из них не может взять верх
пока. А душа почти соткана из белых розовых лепестков. Представь только,
вернее, вспомни, розоперстые лепестки счастья! - А сейчас распускает пряжу,
чтобы заткать белизну и черными розовыми лепестками.
Сколько упорства у любви, если даже ненависть с такой любовью упорно служит
ей!
*****************************************************************************
Пришлось побороться. для чего понадобилось то (летнее) мое душераздирающее
ультимативное письмо - раз, второе, - решение (мое) молчать до твоего
ответа. Чтобы перед тобой встала угроза разрыва.
Но я-то хорошо знал, знай и ты, что это была только имитация угрозы (о
разрыве я и не говорю) - та контрмера в случае твоих молчальных капризов
и отступательных каверз, когда я писал едва ли не первое письмо.
И выдался - целый месяц маленького нажима - моего этого молчания. Неужели
хоть на миг ты поверила ему? Неужели тебе не ясно, что в разлуке я никогда
не перестану писать. Могу ли я порвать собственными руками единственную
ниточку, соединяющую нас.
Не знаю, как я выдержал тогда этот дипломатический месяц. Но я никогда
не думал, что тебе будет так больно от такого падения (не слишком низкого).
Меня ошеломил твой полуразбитый ответ. Как я испугался за твои нервы!
Я плюнул на свои (к их полному удовольствию) - и все решил взять на себя.
До чего я тогда доходил! Боролся хотя бы за переписку. А сейчас и она
не главное.
Сейчас ты "молчишь" полгода. Как я чувствую все страдательные
изгибы этого твоего нового молчания! Напои пересохшие губы, любовь, беспечной
болтовней!
*****************************************************************************
Всю жизнь, вослед ему, мы стараемся сделать себя из себя. прощаем свое
коварство, морализируем, потакаем страстям - все это казнясь казнями египетскими.
А довольны, когда чуть хороши - не пересказать. Словом, все готовы сделать
из себя, только бы все-таки не побыть самим собой.
Мы же, помнишь, в предразлучное время вдруг лихорадочно застремились сделаться
друг другом. Умиляет теперь, когда я прихожу в себя, наша былая готовность
друг для друга на такое самопожертвование. Ты мне предлагала меня, я тебе
- тебя.
Нам же нужны мы. Какие мы есть. А все виновато мерзкое оцепенение перед
разлукой. Может, твое молчание - твой новый приход в себя. Но ты ли это?
|
